Tag: Димитрие Густи

Около 1900го года, румынская интеллигенция искала модели решения крестьянской проблемы. Крестьянство составляли более 80% населения Румынии, и ему следовало помочь достичь экономического благосостояния и, таким образом, сделать шаг вперед на уровне всего общества. Большая часть румынских интеллектуалов взяла сторону национальной идеи, то есть эмансипации посредством укрепления национальной идентичности. В этом проекте первостепенное место должна была занять культура. Небольшая часть интеллигенции, однако, посчитала нужным поставить на первый план экономическую и социальную эмансипацию. Под влиянием социализма и марксизма, прогрессивным интеллигентам пришлось бороться не только с их консервативными коллегами, но даже и с теми, кто разделял их мысли, предпочитая однако другие решения.

Национальная идея оказалась, однако, сильнее, хотя около 1900го года национализм и социализм были в полном развитии. Социолог Кэлин Котой, преподаватель на факультет социологии Бухарестского университета, считает, что низкая популярность, которой пользовался социалистический проект, объясняется той силой, которую набрала национальная идея в обществе, ставшем впоследствии на путь модернизации.

Хотя, по логике, крестьянский вопрос должен был стать важнейшей темой социалистического движения, на самом деле все произошло наоборот: национальная идея поглотила идеи социализма:

«Мы имеем дело с несобытийным событием, то есть с тем, что социальный вопрос не воспринимался, как проблема. Социальная проблематика была национализирована так быстро, что он анне успела перерасти в настоящую проблему. Это происходило даже внутри социалистических диспутов эпохи. Благодаря этой быстрой национализации социальной проблематики, в результате диспута между народниками и марксистами, стало возможным появление уже национализированного социума с четкой этнической составляющей. Когда, в период между двумя мировыми войнами, появится по-настоящему программируемый социум, он явится уже сформированным в этот, более ранний период. Технократы социологической школы Димитрие Густи или демографической школы Сабина Мануилэ, а также клужской школы Юлиу Молдована, вновь завязали дискуссию, ведущуюся еще с 1900го года».

Двумя идеологиями, которые боролись за эмансипацию крестьян, были марксизм и народничество. Несмотря на то, что они были довольно маргинальными, им не удалось отыскать общих точек зрения, занимая, чаще всего, позиции разнородные, конфронтационные. Таким образом, социализм, который и так был весьма хрупок, не оказал большого влияния на широкие массы крестьян и на политических лидеров. Однако на уровне идей, две идеологии сформулировали ряд аргументов, которые были восприняты публикой, как слишком абстрактные.

Представителем марксизма был Константин Доброджяну-Геря, настоящее имя Соломон Кац, беженец из России. Автор нескольких работ, среди которых и «Новое крепостничество», в которой он проводил марксистский анализ экономического положения крестьянства, Геря был одним из самых влиятельных социалистических лидеров. Его оппонент тоже был беженцем. Речь идет о выходце из Бессарабии, Констанине Стере.

Последний привносил из России идеи народничества, которые он приспособил вместе с литературным критиком Гарабетом Ибрэиляну, к румынским реалиям. Кэлин Котой:

«Большинство румынских социалистов, за исключением небольшого меньшинства франко-бельгийской ориентации, происходит из российского народничества. Однако румынским народникам не хотелось, чтобы их считали наследниками российской идеологии. Румынские народники постоянно пытались сохранять дистанцию по отношению к российскому течению, как в случае Геря, так и в случае Стере. Даже если Стере говорит о них с восхищением, а у него есть тексты непосредственно выписанные из работ Николая Михайловского, если посмотреть на библиографию румынских социалистов, то цитируют они почти исключительно немецкие источники: Эдуарда Бернштейна, Карла Каустовского, Карла Маркса, немецких неопозитивистов. Библиография была исключительно немецкой».

У румынских и российских народников было что-то общее, а именно поиск третьего пути экономического развития — ни капиталистического, но и не марксистского. Отношения между интеллектуалом и крестьянской массой были очень важны. Отношение к Западу, достигшему высокого экономического развития, и преодоление противоречий между прогрессом и традицией — были самыми важными этапами их проекта.

Кэлин Котой рассказал нам, в чем сближаются и в чем расходятся румынское и российское народничество:

«Мне кажется, что румынское народничество так интересно рассматривать в этом российском контексте потому что в Румынии, по моему мнению, народничество играло не столь значительную роль в плане модернизации социума. Народничество можно понимать в двух крупных измерениях: в теоретическом плане, который касается больше всего Констнтина Стере и его диспутов с марксистами. Второе измерение связано с появлением расплывчатого народничества, в определение которого входят и кооператистское движение, появление банков и сельского кредита, которым однако удается развиться лишь в малой мере, и которые постепенно прибираются в руки государства и исчезают. Насаждение народничества на румынской почве было равнозначно пересадке движения из имперской державы в контекст создающегося государства. Это исключительно важно для того, чтобы понять разницу между двумя явлениями».

Крестьянское восстание 1907го года показало правоту диагноза, который румынские социалисты пытались поставить Румынии 1900го года. Решение этого кризиса пришло, однако, со тороны государства.

Важнейшим именем в истории румынской социологии первой половины 20го века было имя Димитрие Густи. Мало достижений в области социологии не связано с его именем. Он был университетским профессором, членом румынской Академии, министром образования с 1932го по 1933ий год, основателем Румынского Социального Института, редактором научных журналов в области социологии. Он создал смешанные команды, в состав котороых ыходили студенты и исследователи из разных областей, которые проводили исследования на местах, результатами которых стали монографические работы посвященные румынским селам. Он был поощрителем социальной службы, посредством которой нацчное исследование переплеталось с социальной деятельностью и социальной педагогикой. Его иделом было поднять крестьян из состояния экономического, политического и культурного отставания и сделать из них полноправных членов нового румынского государства, созданного после 1918го года. В 1936ом году, Димитрие Густи создал общественое учреждение, пользующееся самой большой известнотью и по сей день — Музей села в Бухаресте.

О Димитрие Густи говорят, что он является основателем школы социологического мышления, самой важной румынской социологической школы. Димитрие Густи и его школа стали темой обширных дебатов в двойном номере специализированного научного журнала Les Études Sociales, вышедшего в 2011ом году под заглавием «Социология и политика в Румынии (1918-ый — 1948-ой года)». Социолог Винтилэ Михэилеску ответил на вопрос, был ли Густи новатором. «Густи не был новатором, не был первопроходчиком, но он вписывается в румынскую традицию исследования сельской среды. Здесь кроется весьма непростая проблема, Кто-то, кто задался целью дать национальное значение социологии, мог это сделать, то есть поставить ее на службу нации. Но не делая ее, при этом, националистической. И Густи является наглядным примером в этом смысле: пока строительство национальной идеи является главной установкой общества, социология будет заниматься и этим вопросом. Если в 21ом веке социология занималась бы только проблематикой неравноправия крестьян — это выглядело бы немного странно. После воторой мировой войны, Густи занялся совершенно иным вопросом, Объединенными Нациями. Социологии предстояло перейти в другой контекст. Однако, если учесть, что более 80% процентов населения проживало в сельской местности, было бы очень странно упрекать социолога в том, что она занимается только проблемами крестьян».

Димитрие Густи был основателем бухарестской социологической школы, которая следила за изменениями в румынском обществе, пытаясь предугадать тенденции и анализировать социальные процессы. Он популяризовал метод монографического исследования, в рамках которого исследование субъекта было возможно только с точки зрения нескольких нацчных дисциплин. Социолог Думитру Санду ответил на вопрос, заданный журналом Les Études Sociales, а именно: была ли созданная Густи школа настоящей школой. «Попытаемся ответить на вопрос, какой школой была школа Густи? Я считаю, что это была настоящая школа. Вопрос остаётся, однако, какой именно школой она была. Перечень названий общеизвестен: школа Густи, бухарестская социологическая школа, монографическая школа, румынская школа. Если перейти, однако, от перечня к анализу, то мы увидим, что имеем дело с тремя типами школ: школой методологии, школой теории, и школой методики и эпистемологии. К этой классификации следует добавить и школу поощрения определенной модели социального действия, а именно школу активного вмешательства. Школа Густи сочетает все эти элементы».

Один из упреков, сформулированных французским журналом в адрес Густи, был связан с его фашистскими симпатиями. Антонио Момок, старший преподаватель на Факультете журнализма и теории общения, рассказал, какими утверждениями Густи накликал на себя обвинения в фашизме. «В Румынском социальном институте проходили дебаты, в которых участвовали все интеллектуалы того периода, которые хоть чего-то стоили. Высказывание Густи было сделано в контексте дебатов о доктринах политических партий. Это происходило в 1922ом году. Это была заря итальянского фашизма. В Румынии того периода не существовало фашистского движения. Оно появляется лишь в 1923ем году, как реакция на Конституцию того же года. В начале 20-х годов, с учетом неоднократной смены власти, экстремистские партии пользовались небольшой поддержкой, в пределах 3-х — 4-х процентов. В 20-х годах, фашизм был курьезом. Единственным человеком на тех дебатах, который коснулся фашизма Муссоллини, был Димитрие Густи. Ни один из присутствующих не считал, что в Италии происходит что-то важное. В каком контексте выступил Густи с теми заявлениями, из скоторых можно, вдруг, заключить что он фашист? Он рассматривал разные типы политических партий, и с его точки зрения, в соответсвие с его системой политической и этической социологии, существовало два типа партий: программные и оппортунистические. С его точки зрения, фашистская партий была программной партией. И он утверждал, что существует особый энтузиазм и какая-то преданность по отношению к этой партии. И все. Это все, что он сказал по поводу итальянского фашизма. Мне кажется, что на основе этого, невозможно обвинить его лично в фашизме».

После войны, Густи негромко сотрудничал с Коммунистической Партией. Это свидетельсвует о том, что наподобие многим другим интеллектуалам, связавшим свою жизнь с политикой, Густи тоже не был свободен от влияния историина человека.