Category: Страницы истории

Несомненно, Радио Свободная Европа было важнейшим источником свободной информации, анализа и обобщения политической, экономической и культурной ситуации в Румынии во второй половине XX века. В составе румынской службы Радио «Свободная Европа» работали известные имена румынской радиожурналистики: Ноэль Бернард, Мирча Карп, Влад Джеорджеску, Некулай Константин Мунтяну и другие. И, наконец, в числе первых можно, пожалуй, упомянуть, Монику Ловинеску, 100-летие со дня рождения которой отмечалось 19 ноября.

Моника Ловинеску – один из самых сильных голосов свободной антикоммунистической и антифашистской Румынии в изгнании в период с 1945 по 1989 год. Она родилась в Бухаресте и была дочерью литературного критика Еуджена Ловинеску и учительницы французского языка Екатерины Бэлэчёу, которая была убита при задержании коммунистическим режимом. Будучи журналистом и литературным критиком, Моника Ловинеску, как и её отец, стала авторитетом в своей области. В 1947 году в возрасте 24 лет, уже имея весьма многообещающую карьеру, она эмигрировала во Францию, где вместе со своим мужем Вирджилом Йерункой вела самые привлекательные культурные и политические передачи на Радио Свободная Европа. Ее легкоузнаваемый голос, моральные принципы и безупречная профессиональная этика, а также весьма актуальные наблюдения и критические замечания сделали Монику одной из звезд на радио.

Румынский центр устной истории радиовещания взял интервью у Моники Ловинеску в 1998 году. Тогда она вспомнила парижский офис «Свободной Европы», основанный в начале 1960-х годов, место, где записывались знаменитые передачи, привлекавшие внимание румын.

«Мы делали отсюда то, что другие страны, как правило, не делали, мы были уникальны, румынский случай был уникален. Потому что каждую неделю в эфир выходила моя часовая передача “Тезисы и антитезисы в Париже”, около 40 минут шла передача Вирджила Йерунки «Povestea vorbei» (“История слова”) и дважды по 20 минут «Actualitatea românească» (“Румынская актуальность”) – передача, посвященная культуре в стране. Таким образом, мы занимали студию в течение целого дня и имели несколько часов вещания, которых не было ни у одной другой страны».

Моника Ловинеску преданно занималась радиожурналистикой. Не только в студии было соответствующее техническое оснащение, но и дома у Ловинеску и Йерунки был магнитофон, на который они записывали свои тексты и приходили в студию только для того, чтобы на них наложить музыку. Моника Ловинеску также рассказала об источниках информации о Румынии, учитывая те трудности, которые испытывала свободная пресса в отношениях с коммунистическим режимом в Бухаресте.

«Мы фиксировали ситуацию в Румынии двумя способами. С одной стороны через газеты, мы подписались на основные газеты, они приходили на имя Вирджила Йерунки, и у нас был почтовый ящик, чтобы не давать адрес дома. С другой стороны, мы встречались как минимум с четырьмя или пятью писателями в месяц. Мы называли их «подпольщиками», так и они себя называли до конца. То есть ни один румынский писатель не знал, что мы встречаемся с другим; они знали, что мы встречаемся с ними, но не знали, с кем. И мы хранили этот секрет, чтобы не причинить им вреда. Так что мы знали и литературную жизнь, и большие политические проблемы изнутри».

Будучи универсалом, Моника Ловинеску в своих передачах не могла говорить с румынами только о Румынии.

«Тезисы и антитезисы в Париже» были не только о румынской литературе, но и о том, что происходило в Париже. Не столько с французской точки зрения, сколько с точки зрения еженедельного культурного журнала. Париж был своего рода перекрестком, где происходило все авангардное, любые обсуждения более интересных идей. Или речь шла о достижениях румын за рубежом, будь то Лучиан Пинтилие, будь то Мирча Элиаде, будь то Еуджен Ионеску. Все они были у этого микрофона, и были передачи с ними и о них».

Столь неудобная журналистка не могла оставить равнодушным бухарестский режим, который решил заставить ее замолчать. Сначала режим начал клеветническую кампанию в СМИ. Затем он перешел к физической агрессии.

«В ноябре 1977 года, за день до приезда Паула Гомы в Париж, а точнее 18 ноября, меня ждали два палестинца. Они попросили меня зайти в дом, так как у них было для меня сообщение. Мне это показалось подозрительным, потому что они назвали меня «мадам Моника», а здесь «мадам» с именем – это только для знакомых, и оно не используется. Поэтому я все поняла и не впустила их. И тогда они стали бить меня по голове. Я упала, закричала, потеряла сознание, кто-то пришел с улицы, они убежали. Человек, который пришел мне на помощь, побежал за ними, но не нашел их. Я легко отделалась- лишь слегка был сломан нос и без серьёзных повреждений, опухло лицо и рука».

После 1989 года Моника Ловинеску продолжала говорить с румынами о свободе, демократии, принципах и истории вплоть до своей смерти в 2008 году. Её работы – чрезвычайно важное наследие для понимания состояния интеллектуала, оказавшегося в изгнании, который столкнулся со Злом и победил его.

После 1945 года деколонизация мира и появление новых независимых государств на территории бывших колониальных империй изменили международные отношения. В Африке, Азии и Океании, которые вместе с Латинской Америкой составляют так называемый Глобальный Юг, возникли государственные образования, представляющие волю новых наций. Они следовали как новым моделям развития, зачастую противоположным, когда подчинялись метрополиям, так и унаследованным старым практикам. На пути развития новым государствам помогали не только западные страны, но и социалистические государства Европы, в том числе Румыния.

Расположенная в той части Европы, которая была занята советскими войсками, после 1945 года, в Румынии действовал политический режим, в котором доминировала исключительно коммунистическая партия. Более 10 лет внешние отношения Румынии копировали внешнеполитические установки Советского Союза. С начала 1960-х годов Румыния начала искать собственную внешнюю политику, одним из направлений которой стал Глобальный Юг, или, как его тогда называли, Третий мир. Страны Юга нуждались не только в инвестициях, но и в знаниях и квалифицированных специалистах, а их можно было получить только в процессе обучения. Поэтому стипендии, предоставляемые румынским государством, были одновременно и гуманитарной помощью, и помощью в развитии.

В докладе экспертов Министерства иностранных дел в Бухаресте, опубликованном в 1961 году, приём иностранных студентов рассматривался как эффективный способ их сближения со странами, откуда они прибыли. Таким образом, Румынская коммунистическая партия предусматривала создание культурно-образовательной дипломатии, платформы для будущих политических отношений. Историк Штефан Босомиту исследовал архивы и выяснил, что стипендии существуют с конца 1940-х годов.

«Стипендиальные программы существовали практически на протяжении всего периода коммунистического режима. Партия давала стипендии даже в 1950-е годы, но не очень много. В основном стипендии получали партийные активисты из освободительных движений или так называемых братских партий. Многие из получателей стипендий в 1950-е годы также были беженцами. Были потоки беженцев: после войны в Греции, а затем и в Корее, и эта тенденция сохранялась».

После 1970 года стипендиальные программы социалистической Румынии распространились и на Африку. Было выделено около 250 стипендий на основании заявок, заранее поданных в дипломатические представительства развивающихся стран в столице Румынии. По словам Штефана Босомиту, важны были не только университетские стипендии, хотя на них выделялся самый большой процент.

«Помимо стипендиальных программ для обучения в университетах и аспирантурах, в Румынии также выделялись стипендии для получения профессионального образования в лицеях. Хотя значительная часть, около 80-90%, шла на обучение студентов и аспирантов, существовал и такой вид стипендий, по которому, к сожалению, очень мало источников. Существуют устные свидетельства о том, как молодые люди из развивающихся стран проходили обучение в профессиональных школах на 3-летних курсах. Например, в Мойнешть, в местном индустриальном лицее, поскольку это был нефтяной район, молодых людей из африканских стран готовили в качестве техников на нефтяных вышках».

Стипендиальные программы были успешными, и Румыния завоевала определенный авторитет. В начале программы стипендии покрывали всё: учебу, проживание и карманные деньги. Позже стипендии перестали покрывать расходы на обучение, которое должен был оплачивать сам студент. Несмотря на это, многие иностранцы приезжали учиться в Румынию, поскольку плата за обучение была ниже. В 1963 году в Румынии обучалось около 1 000 иностранных студентов, почти все они получали стипендии, и с 1970-х годов число их росло. Наибольший всплеск пришелся на 1981 год, когда в Румынии обучалось почти 20 000 иностранцев. Они оплачивали свое обучение в иностранной валюте, 90% из них – в долларах, и Николае Чаушеску был очень заинтересован в этой программе в условиях кризиса 1980-х годов и выплаты внешнего долга.

Но историки отмечают и возникновение проблем между румынскими и иностранными студентами в 1980-е годы. Иностранцы имели лучшие условия проживания, им разрешалось иметь иностранную валюту, они имели доступ в «закрытые» магазины, могли путешествовать, пользовались большим успехом у женщин. Кризисы даже перерастали в драки между румынами и иностранцами. Штефан Босомиту также исследовал свидетельства иностранных студентов об их румынском опыте и обнаружил, что восприятие было иным, чем считал режим.

«Читая некоторые свидетельства, наблюдается тенденция как-то идеализировать прошлое, все происходит на безмятежной ноте. Есть несколько свидетельств, в том числе от африканских студентов, которые говорят, что людей забавляло, что они черные, особенно когда они ездили в сельскую местность, где люди при виде их перекрещивались». Помимо официального дискурса и открытости, которую режим стремился продемонстрировать, солидарности, румынское общество оказалось очень неподготовленным к тому, что означает иностранное».

Но опыт студентов из стран Глобального Юга в Румынии до 1989 года положителен. У каждого иностранца, проучившегося несколько лет в Румынии, есть своя история жизни, и её нужно видеть такой, как о ней рассказывают.

Радиовещание сблизило людей в 20 веке и мир стал казаться меньше. Внезапно то, что происходило в более отдалённых обществах, стало более знакомым, и представления изменились в зависимости от сходства и различий. Передачи зарубежных радиостанций на румынском языке сделали другие страны более знакомыми для румын, особенно европейские. Одним из примером таких взаимосвязей между Чехословакией и Румынией стали передачи Радио Прага на румынском языке.

Румыны и чехословаки давно знают друг друга. Румыны из Баната, Трансильвании, Марамуреша и Буковины вместе с чехами и словаками входили в одно и то же государство — Габсбургскую монархию. Румыны и словаки вместе боролись за национальные права в Австро-Венгрии до 1918 года. В конце Первой мировой войны и образовании Чехословакии и Великой Румынии две страны создали региональные союзы, чтобы остановить немецкий и венгерский ревизионизм, как это было в Малой Антанте в 1920-1921 годах.

Во время Второй мировой войны все страны передавали свои сообщения за рубеж с помощью радиовещания, и настоящая война также велась в радиоэфире. После окончания Второй мировой войны Румыния и Чехословакия были заняты советскими войсками, и обе страны пытались восстановить свои взаимосвязи. 1 октября 1946 года к зарубежным передачам чехословацкого радио добавилась румынская служба. В течение получаса в прямом эфире с 19 до 19.30 из столицы Чехословакии с улицы Виноградска, 12, звучал голос Праги на румынском языке.

В 2000 году Центр устной истории румынского радиовещания записал интервью с Герхардом Бартом, руководителем румынской службы Радио Прага. Его спросили о ежедневной передаче на румынском языке.

«Каждый день у нас было четверть часа новостей, а потом всегда какие-то комментарии. Конечно, после войны было много делегаций: чехи ездили в Румынию или приезжали в Чехословакию румынские делегации, будь то торговые, культурные и так далее, а также и политические делегации. И мы всегда старались записать интервью с этими личностями и передать их, потому что хотели показать, особенно после Второй мировой войны, интенсивную дружбу между двумя странами».

Румынская редакция была небольшой и состояла из двух журналистов, которые также были переводчиками. Герхард Барт вспомнил и о своей коллеге, женщине, которая была старше его и имела тесные связи с Румынией.

«В румынской секции я работал вместе с другой чешкой, Еленой Офчачиковой, которая родилась в Румынии. Её отец был чешским делегатом в Румынии, и только в конце войны она вместе с семьей вернулась в Чехословакию. Она очень хорошо говорила по-румынски, и мы вместе вели эту получасовую передачу. Конечно, мы были не только редакторами, но и переводчиками, потому что все новости, которые мы получали, нужно было переводить на румынский язык. Кроме того, мы могли заболеть или где-то записывать интервью, но здесь училось много румынских студентов, и мы привлекали дикторов со стороны, чтобы они читали комментарии или новости».

Неизбежно политизация присутствовала и в передачах чехословацкого радиовещания. Но в период с 1946 по 1948 годы это не повлияло на качество журналистики. Но всё изменилось с 1948 года.

«В политическом плане до чехословацкого переворота 25 февраля 1948 года всё было, так сказать, аполитично. Всё было основано на дружбе, на этой абсолютно аполитичной основе. Только после 25 февраля 1948 года началась небольшая политика, потому что мы хотели показать, какая здесь ситуация, как мы умеем строить социализм и так далее. После 25 февраля 1948 года Чехословакия стала народно-демократической страной, как и Румыния после отречения короля Михая. Конечно, все комментарии после этого, или почти все, не преувеличиваю, комментарии имели политическую основу или политические идеи».

В 1949 году продолжительность радиовещания на румынском языке была сокращена до четверти часа и вскоре прекращена по политическим причинам. Герхард Барт подробно описал причины закрытия румынской службы.

«Это закрытие было запланировано, потому что Румыния стала народной республикой. И мы, Чехословакия, были народно-демократической республикой. Поэтому не было необходимости убеждать Румынию начать идти по тому же пути, по которому шли мы. Поэтому уже в июне 1949-го года было объявлено, что постепенно эти трансляции, не только румынские, но и венгерские, польские, болгарские, будут закрыты в обмен на увеличение трансляций на Францию, Англию и, прежде всего, Америку».

Румынская служба при Чехословацком радиовещании просуществовала недолго и, к сожалению, находилась под влиянием политики советской тоталитарной модели. Но румынская служба была создана на основе хороших отношений, подтвержденных в 1968 г., а затем и после 1989 г., между Чехословакией и Румынией.

Рабство недопустимо в современном мире. Это преступление считается одной из худших форм посягательства на человеческое достоинство и наказуемо как по международному, так и по национальному законодательству. Но в прошлом рабство не всегда ассоциировалось с пониженным статусом, потому что восприятие человека тогда было не таким, как сейчас. Конечно, человека без свободы нельзя назвать счастливым, но раб прошлого не всегда был таким несчастным человеком, которого эксплуатировал хозяин без ограничения.

Рабство засвидетельствовано во все исторические периоды и во всех регионах мира, населённых людьми, и на современной румынской территории есть признаки его присутствия. Берега Черного моря были впервые колонизированы греками в VIII-VI веках до нашей эры. Таким образом, они вступили в контакт с другими народами, называемыми варварами, с которыми греки установили экономические отношения, а их сосуществование попеременно менялось: то мир, то конфликт. Одной из таких групп населения были геты, предки румын, жившие на западном берегу Чёрного моря. Отношения между греками и местными жителями также предполагало рабство – труд в сельском хозяйстве, горном деле, ремеслах, строительстве и на общественных работах в городах.

Археологи искали как материальные, так и письменные свидетельства, подтверждающие их гипотезы о существовании рабов. Один из них — Драгош Хэлмаджи, археолог Института археологии имени «Василе Пырван» Румынской академии, который сосредоточил внимание на обоих типах источников. Хэлмаджи говорит, что более подходящим термином для описания социально-экономических отношений греков с гетами является термин «зависимое население».

«В Понте греки с рабами не работали, хотя работорговля в Понте, во Фракии и даже в Скифии хорошо известна как из литературных, так и из эпиграфических источников. Не имея источников, подтверждающих рабский труд в Понте, рабочая сила здесь представляла собой зависимое население. Обсуждается вопрос о трудовых ресурсах в сельском хозяйстве, очень важной отрасли античной экономики, меньше говорится о домашних рабах или о рабах, имеющих другие профессии. Идея, высказанная греческими авторами, Платоном и Аристотелем, гласит, что обычно хорошо завозить рабов, говорящих на разных языках, чтобы избежать опасности их восстания. Поскольку греки были окружены гетами на западе, они не могли брать из них рабов. Это было бы слишком опасно, поэтому они предпочитали работать с ними таким образом. На многих надписях говорится о том, что греки жили вместе с варварами».

Один из выводов, который можно сделать из того, что стало известно благодаря раскопкам археологических памятников, может заключаться в том, что рабство не обязательно было трагедией в жизни древнего человека. Драгош Хэлмаджи:

«Когда мы смотрим туда, где, как мы знаем, находились рабы, их археологическое присутствие там очень похоже на тех же свободных людей. Это были несколько более бедные захоронения с меньшим количеством сосудов, меньшим количеством металлических предметов. Но нет ничего, что заставило бы нас сказать, что могила принадлежит рабу. С точки зрения археологии нет ничего, что бы отличало раба от свободного человека. Часто рабы перенимали традиции места, и это видно на примере рабов, которые и в одежде, и в могилах выглядели как члены семей, к которым они принадлежали.»

Зависимое население приравнивалось по статусу к рабам. Из их числа набиралась рабочая сила, причем неопределенного социального статуса. Очень немногие письменные источники упоминают использование рабов в сельскохозяйственных работах, но раскопки показали, что использование рабов в ремёслах и строительстве было очень вероятным, особенно там, где были обнаружены укрепления, поселения или укрепленные фермы. Но греческие источники упоминают не только гетов, они говорят о самых разных народах. Помимо гетов, в эллинистических текстах IV-I веков до н. э. фигурируют скифы, сарматы, фракийцы и другие. Они являлись настоящей этнической мозаикой, в которой политическая власть осуществлялась поочередно военным лидером одной из этих этнических групп. Драгош Хэлмаджи отметил, что надежным источником этого тезиса об этническом смешении является древнеримский поэт Овидий.

«Первый автор, который говорит, что здесь точно были геты, – это Овидий. Но Овидий говорит нечто большее. Он не просто говорит «геты», он говорит «здесь бесчисленное множество других этнических групп». Иногда он делает это, может быть, чтобы произвести впечатление на свою аудиторию, иногда, может быть, он говорит о реальных вещах, это трудно понять. Есть некоторые отрывки из сочинений Овидия, в которых геты и сарматы появляются вместе, геты и сарматы- те, у кого есть луки, и он пишет, что говорит на языке гетов и сарматов, они всегда здесь вместе. Даже с первого упоминания о гетах они появляются в таких контекстах».

Человек прошлого сильно отличается от современного человека, хотя человечество объединяет нас всех. А различное восприятие рабства является признаком огромной разницы между цивилизацией тысячелетней давности и современной.

Одним из важных процессов после Второй мировой войны стала деколонизация мира. Метрополии были вынуждены признать независимый статус бывших колоний, и отношения между ними продолжились с новых позиций. Но и социалистические страны стали проявлять готовность поддержать во имя нового гуманизма страны так называемого Глобального юга” – Латинской Америки, Африки, Азии и Океании. В отношениях между старыми и новыми государствами, образовавшимися из бывших колоний, гуманитарная помощь была одной из самых широких форм поддержки. Но не менее верно и то, что помощь и поддержка негласно представляли интересы тех, кто их оказывал.

Социалистическая Румыния также вошла в “третий мир”, как называли Глобальный юг, начиная с 1970-х годов. Хорошо известна политика Николае Чаушеску по открытию африканского континента, социалистических или сочувствующих социализму стран Азии и коммунистических движений в Латинской Америке. Историк Мия Жинга из Института по расследованию преступлений коммунизма и румынской эмиграции участник более крупного проекта по изучению глобальной политики Румынии с 1960-х по 1980-е годы.

«В чём заключалась гуманитарная помощь Румынии? Мы использовали метод, который позволил рассмотреть все возможные уровни гуманитарной помощи, начиная с классической, чрезвычайной гуманитарной помощи. Изначально об этом шла речь, – это была экстренная помощь в случае стихийных бедствий: засухи, наводнений, землетрясений и других. Однако не только Румыния, но и другие страны Восточного блока и западные страны применяли также другие формы помощи: помощь людям в зонах конфликтов или лагерях беженцев, материальная и военная помощь, оказываемая различным освободительным движениям и коммунистическим партиям. Большая часть денег действительно была направлена туда. Стипендии для довузовского и университетского образования и стажировки, специальные знания и оборудование, поддержка проектов развития.»

В 1979 году Румыния помогала развивающимся странам на трех континентах: Перу, Мартинике, Доминиканской Республике, Никарагуа, Мексике в Северной, Центральной и Южной Америке; Бенину, Эфиопии, Судану, Бурунди, Мозамбику, Сенегалу, Центральноафриканской Республике, Мавритании, Кабо-Верде, Намибии, Гвинее-Бисау в Африке; Йемену и Ливану в Азии. Мия Жинга отметила, что гуманитарная помощь и поддержка, преследующая политические интересы, часто сочетались. Например, Румыния активно поддерживала марксистско-ленинский Союз африканского народа Зимбабве, который принимал участие в гражданской войне в Родезии с 1964 по 1979 год.

«На каждом из этих уровней, если посмотреть внимательно, есть и другие конкретные виды поддержки. Например, при стихийных бедствиях помощь заключается, прежде всего, в предоставлении основных продуктов питания, одежды, лекарств и медицинской помощи. Потом, в зависимости от потребностей, она меняется на другие, разнообразные варианты поддержки. Среди множества этих вариантов я выбрал помощь активистам Союза африканского народа Зимбабве, которая мне показалась наиболее интересной. Около 9,5 миллионов лей поступило в эту организацию в 1979 году, в то время когда средняя сумма для другой акции поддержки составляла 250 000 лей. Разница была очень большой».

Мия Жинга также объяснила механизм, с помощью которого Румыния оказывала помощь развивающимся странам.

«Я посмотрела, как осуществлялся этот проект гуманитарной помощи, с чего он начинался и чем заканчивался. Была ли это инициатива румынского государства или, наоборот, получатель помощи сам просил о ней? Во всех случаях, по крайней мере в тех, которые мне удалось рассмотреть до сих пор, помощь предоставлялась после официального запроса, направленного на самый высокий уровень. Запрос исходил от известного лидера партии или движения, возможно, после встречи с Николае Чаушеску, или после визита или после встречи за рубежом. После получения такого запроса Отдел внешних связей Центрального комитета Коммунистической партии Румынии составлял документ, в котором обосновывалось, одобрил он запрос или отклонил его. Обоснование также включало краткую историю отношений с получателем гуманитарной помощи, суммы за каждый год, была ли предыдущая помощь, насколько хорошо или плохо она была использована, а также возможные дипломатические проблемы, которые могли возникнуть в результате оказания помощи. Было много ситуаций, когда Румыния была готова помочь, но международный политический контекст в то время был таков, что ответ был отрицательным. Во всех случаях последнее слово оставалось за Николае Чаушеску. Были случаи помощи, такие как, например, Вьетнам, которые получали зеленый свет. Независимо от запрашиваемой суммы, они были предоставлены. В какой-то момент Николае Чаушеску сказал, что Румыния всё помогает Вьетнаму в течение 10 лет, и попросил, чтобы вьетнамцы начали и они наконец работать. »

Социалистическая Румыния, как и другие социалистические государства, проводила политику различной помощи развивающимся странам. Архивы показывают, что были как успехи, так и неудачи различных проектов. Африка была привилегированным континентом в видении Чаушеску глобальной политики Румынии, который он неоднократно посещал.

Тоталитарные режимы и их люди, лидеры и рядовые члены коммунистических и фашистских партий, истерично кричали на весь мир о страданиях и преследованиях, которым их подвергнет демократический режим. Но, придя к власти в государстве, тоталитарные партии использовали свое мифологическое прошлое для реального установления террора в обществе. Великим мастером террора и лжи, несомненно, был режим коммунистической партии. Он строил мифологические крепости из страданий своих лидеров и членов, публичным представлением которых были музеи, открытые в тюрьмах, где они сидели за террористические преступления.

В Румынии тюрьма Дофтана была местом, где общественности рассказывали о том, как тяжело приходилось коммунистам. Расположенная в подкарпатском регионе примерно в 120 км к северу от Бухареста, тюрьма была открыта в 1895 году. Хотя она известна как тюрьма коммунистов или по прозвищу «румынская Бастилия», связанному с Французской революцией, в Дофтане также содержались Корнелиу Зеля Кодряну и Хория Сима, два руководителя «Железной гвардии». В Дофтане находились представители первого поколения коммунистической партии – Георге Георгиу-Деж, или румынский Сталин, Киву Стойка, Александру Могёрош, Георге Апостол, а также представители второго поколения, такие как Николае Чаушеску и Григоре Преотяса.

Музейное приключение тюрьмы Дофтана началось в 1949 году. После установления 6 марта 1945 года просоветского правительства во главе с Петру Гроза с помощью советского эмиссара Андрея Вашинского, который «стукнул кулаком по столу» в кабинете короля Михая I, исполнительная власть начала курс на изменение Румынии. В период тяжелейших послевоенных лишений были выделены очень большие средства на реконструкцию тюрьмы-музея Дофтана. Непосредственное участие в проекте принимали Ассоциация бывших антифашистских политзаключенных Румынии, являющаяся филиалом Международной федерации бывших политзаключенных – жертв фашизма, и Румынская ассоциация по связям с Советским Союзом. Кристиан Василе – историк Института истории имени «Николае Йорга» Румынской академии наук, изучает способы пропаганды истории Румынии с помощью музеев коммунистическим режимом после 1945 года.

«Наступает 10 ноября 1940 года, тюрьма Дофтана была разрушена, многие стены рухнули и остаются таковыми до 1948 года. Коммунисты восстановили этот музей практически с нуля, так, как они хотели, а не так, как она выглядел раньше. Они вложили туда миллионы, есть бухгалтерские отчеты о том, сколько денег туда было вложено».

Дофтана стала живой историей румынского коммунизма и предложила румынскому обществу изменить прошлое в соответствии с будущим. Кристиан Василе.

«До 1965 года было много разговоров о ячейке товарища Георгиу-Дежа, после 1965 года говорили о ячейке товарища Чаушеску. Была ли Дофтана настоящим национальным историческим музеем? Сравнение с Французской революцией стало еще более явным с марта 1948 года, когда было объявлено, что Дофтана станет национальным музеем, так как бывшую тюрьму называли Бастилией румынского противодействия. Создавался не национальный исторический музей, а музей, рассказывающий о репрессиях, жертвами которых стали коммунисты, превращался в национальный музей. Кроме того, хотя бы подсознательно, передавалась мысль о том, что будущий музей в Дофтане или будущий партийный музей, одним из филиалов которого станет Дофтана, и будет настоящим национальным историческим музеем. Со временем эта идея была отодвинута на второй план, а затем и вовсе заброшена».

Дофтана стала для коммунистического режима местом светского паломничества. Её посещали школы и вузы с детьми и молодежью, в бывшей тюрьме устраивались церемонии приёма в пионерские организации. Культ Дофтаны дошёл и до музыкального искусства, о чём свидетельствуют хоровое произведение «Я смотрю из Дофтаны» и симфоническая поэма 1950 года «Падение Дофтаны» Альфреда Мендельсона. Самой популярной фигурой из Дофтаны был Илие Пинтилие, погибший во время землетрясения 1940 года, а представлен он был в музее потому, что являлся этническим румыном и членом Центрального комитета Коммунистической партии Румынии. Кроме того, именем Илие Пинтилие был назван проспект. Кристиан Василе утверждает, что соперничество, политическая борьба и сведение счетов внутри Румынской коммунистической партии сыграли важную роль в представлении в музее коммунистов, находившихся в заключении. Например, фигуры Лукреция Патрэшкану, Василе Луки, Аны Паукер, противников лидера того времени Георге Георгиу- Дежа, были выставлены в Дофтане, а затем удалены.

«Они даже не рассматривали Штефана Фориша. Пэтрэшкану не только считается участником первой музейной выставки, он входит в состав Центрального комитета Антифашистской федерации Музейного комитета Дофтаны, в 1947 году он там четвертый. Первый – Деж, есть Теохарие Джеорджеску, есть Лука и есть Пэтрэшкану, так что задуманные музейные легенды были ясны. Только вот наступил февраль 1948 года, и Пэтрэшкану был исключен из коммунистической общины, а вся музейная информация о нём была удалены. Затем, в 1952 году, Ана Паукер также исключается из музейной экспозиции, Лука также исчезает, как и Теохарие Джеорджеску».

Музей тюрьмы Дофтана исчез в 1990 году. Кроме того, что в те годы было мало денег на поддержку этого проекта, ложь не могла жить вечно.

Открытость, прозрачность и популярность диктатора – одни из самых сильных сигналов, которые посылает пропаганда. Однако, так как при любой диктатуре её сигналы должны интерпретироваться прямо противоположным образом, так и при коммунистическом режиме фигура Николае Чаушеску была противоположна пропаганде. Немногие румыны могут похвастаться тем, что видели Чаушеску вблизи, и еще меньше тех, кто пожимал ему руку. Недоверчивого и с годами всё более параноидального Чаушеску можно было увидеть вблизи лишь в очень редких случаях.

Некоторые из этих случаев были связаны с поездками за границу, где организовывались пресс-конференции. Сорин Куня работал на радио «Свободная Европа» со второй половины 1960-х годов и является тем румынским журналистом за рубежом, который чаще всего видел Чаушеску вблизи. В интервью центру устной истории Румынского общества радиовещания в 1998 году Куня признался, что узнавал из коммунистической прессы, когда Чаушеску находился с визитом за границей. Всего он присутствовал на 12 визитах лидера румынских коммунистов. На одном из них, в Западной Германии, он также вспомнил присутствие жены Чаушеску и поведение одного из самых угодливых журналистов режима.

«Мы были в концерне Bayer, потому что товарищ Елена Чаушеску, которая была «всемирно известным», (в кавычках химиком), выразила своё желание, и немецкая сторона организовала для неё визит на концерн Bayer в Леверкузене. Поскольку у Чаушеску были официальные переговоры, на которые мы не имели доступа, Ноэль Бернар решил, что мы поедем в Леверкузен. Мы посетили несколько отделений и в какой-то момент вошли в комнату для переговоров, где товарищу Елене Чаушеску давали объяснения и ответы на задаваемые ею вопросы. Тогда я увидел, кажется, впервые, Адриана Пэунеску, который входил в делегацию журналистов, сопровождавших первую чету страны. Мы с Бернаром стояли в стороне и совершенно не интересовались вопросами, которые задавала Елена Чаушеску. А я наблюдал, как Пэунеску сидел перед ней за столом и записывал каждое слово, глотал каждое её слово и демонстративно записывал его, чтобы показать свой интерес к тому, что она говорит».

За Сорином Куня, как и за всеми другими журналистами радио «Свободной Европы», следили и его знали сотрудники Чаушеску. В Турции, в Анкаре, он столкнулся с неприятным обращением со стороны румынской коммунистической делегации.

«Когда было объявлено, что пресса может войти, я перекинул свой магнитофон через плечо и хотел войти. Все вошли, а меня остановил человек, который обратился ко мне по-румынски, так что он точно знал, кто я такой. И он сказал мне тоном, как из Секуритате — политической полиции: «Больше не лезь с этим микрофоном прямо к товарищу Чаушеску. Работай более незаметно, разве ты не видишь, что ты ему мешаешь»? Я ничего ему не ответил, зашёл в зал, где проходил ужин, и когда Чаушеску заговорил, я, как умел, выставил рядом с ним микрофон, чтобы иметь возможность записать на плёнку и передать в эфир фрагмент этой речи. Надо сказать, что пока он говорил, он прихлебывал из стакана желтоватую жидкость, которая, как мне кажется, была ромашковым чаем. Видимо, ему это было необходимо, или, по крайней мере, врачи, которые его сопровождали, знали об этом лучше».

Сорина Куня спросили, вступал ли он в диалог с Чаушеску во время его пресс-конференций?

«Однажды в Бонне я задал ему вопрос. Должен сказать, что на его пресс-конференциях я сидел всегда в первом ряду, потому что мне очень хотелось появиться в новостных журналах Бухареста. Во всяком случае он ответил на мой вопрос. На пресс-конференции в Вене, во время его второго визита, я снова сидел в первом ряду и очень внимательно наблюдал за четой Чаушеску. Всякий раз, отвечая на вопрос журналиста, Чаушеску, пока ответ переводился, смотрел на Елену Чаушеску и спрашивал её одобрения. И я видел, как она утвердительно кивала головой: «Да, ты хорошо ответил”, – как бы говорила она».

Капризная и агрессивная личность Чаушеску часто проявлялась и на публике. Сорин Куня вспомнил такой эпизод.

«Также в Бонне, отвечая на вопрос о Конференции по сотрудничеству и безопасности, он закончил свой ответ, а переводчик из Бухареста перевел и дополнил: «Конференция по сотрудничеству и безопасности в Европе». На что невежа повернулся к переводчику из Бухареста и сказал: «Я ничего не говорил об Европе»! Тот лишь произнёс полное название международной конференции, а с ним грубо обошлись. Не говоря уже о том, что перед выходом на торжественное мероприятие или пресс-конференцию он держал в кармане расческу и поправлял прическу. Он всегда заботился о своем внешнем виде».

Чаушеску, на самом деле был простым человеком со скромной внешностью, далеко не таким, каким его показывали по телевизору. Но история сделала слишком большим этого слишком маленького человека.

Трагедии, пережитые евреями в годы Второй мировой войны, глубоко тронули современников. Несмотря на кажущееся всемогущество нацистского зла, ему противостояли добрые люди, которые делали все возможное, чтобы люди, преследуемые по иррациональным расовым мотивам, не страдали. Среди таких людей были и румыны, которые не отказывались от своей человеческой сущности и помогали евреям, невзирая на последствия. Одним из них был Эмил Томеску, полковник в отставке, ветеран Второй мировой войны, получивший в 1942 году звание капитана. В 1997 году в интервью Центру устной истории Румынского общества радиовещания Томеску рассказал о том, что он нашел за пределами Одессы, во дворце бежавшего французского владельца.

«Мы обнаружили, что двери и окна заколочены гвоздями. На мой вопрос, в чём причина, солдаты сказали, что внутри были евреи, и каждую неделю приходил претор – руководитель местной власти, забирал одного из них, и он исчезал. Позже я узнал, что этот руководитель стрелял им в затылок и бросал в заброшенный колодец. Мы сняли доски и внутри обнаружили что-то неописуемое! Там были живые люди, которые выглядели, как человеческие скелеты! Они были голодные, немытые, это было ужасно! Одну из комнат они использовали под туалет. Я тут же приказал нагреть воду в котлах, вывел их во двор, заставил помыться, накормил и взял с собой нескольких женщин, которые были покрепче, помогать на кухне. Но долго оставаться я не мог, мне приказали возвращаться на фронт. Наверное, претор или кто-то там сообщил о том, что я там делал, и поэтому они меня и отправили на фронт.»

Аристина Сэиляну была родом из Тыргу-Лэпуша, города в Северной Трансильвании, аннексированного Венгрией после Венского арбитража 30 августа 1940 года. В 1997 году она вспоминала, как её отец спас семью евреев, которую он спрятал в шалаше в лесу.

«У нас было своё хозяйство в Рыоайя, в 14 километрах от коммуны Лэпушул-Ромынеск. И у моего отца там тоже было хозяйство. У нас было всё необходимое. Находясь в таком уединенном месте, мой отец, конечно, подумал о том, чтобы сделать доброе дело, потому что мой отец делал это из любви к ближнему. Отец тогда отправил меня в ночь с 15 на 16 апреля с бывшим слугой. Я забрала детей из дома и поехала в Рыоайю, к нашему хозяйству, где нас ждал отец. Он их взял, отвез в лес, сделал шалаш, и его обустроил. Это было очень опасно, потому что, если бы немцы нас поймали, они бы нас просто казнили».

Георге Молдован из Блажа рассказал в 1997 году, что он вместе с другими молодыми людьми своего возраста отвозил еду евреям в лагере, расположенном на дороге Першань-Лэдень-Брашов. Каковы были цели ассоциации, в которой он работал, в отношении евреев?

«Прежде всего, это было спасение от депортации. В других частях страны их собирали и вывозили за линию фронта. Отсюда, из Блажа, они были отправлены в трудовые лагеря, а не в лагеря смерти. Но перед всеми евреями Северной Трансильвании уже стоял вопрос о том, как спасти их от отправки в лагеря смерти в Освенциме и других местах. Были организованы тайные переходы границы, я встречался с тем гражданином, который много раз бывал здесь и который лично меня поблагодарил. Я горжусь тем, что по тем описаниям, которые я читал, мне показалось, что это был сам Рауль Валленберг. Он был высоким человеком, необыкновенным человеком и очень храбрым».

В 2001 году Соня Палти вспомнила агронома Василеску, человека, который заплатил своей жизнью, после того как на него донесли, что он помогал евреям.

«Этот Василеску был, можно сказать, единственным человеком. Мы должны были получать еду только для тех, кто выходил на работу, а в те зимние дни мало кто выходил на работу, потому что большинство болело: грипп, диарея, ревматизм. Тогда Василеску, а это был декабрь, то есть приближалось Рождество, решил раздать еду всем в лагере, то есть и детям, женщинам и старикам, которые не вышли на работу. На следующий день нас всех собрали и сказали, что через час мы все должны быть готовы с багажом, нас отвезут на вокзал и оттуда мы уезжаем к реке Буг, в село Богдановка. Вошёл лейтенант Капеляну и стал бить нас кнутом направо и налево. Когда он поднял кнут, чтобы пройти дальше, управляющий фермой Василеску схватил его за руку и сказал: “Ты их достаточно побил, оставь их в покое, больше ты о них ничего не услышишь!”. Капеляну написал донос о том, что Василеску был за группу евреев, что он помогал им и давал им еду, и агронома Василеску отправили на Восточный фронт, к Дону, откуда он больше не вернулся».

Некоторые румыны в экстремальные для евреев времена, например во время Второй мировой войны, совершали акты подлинной гуманности. И звание Праведника мира для некоторых из них – акт благодарности еврейского народа.

В течение двух десятилетий между 1920 и 1940 годами Румыния столкнулась с растущей ревизионистской агрессией со стороны двух соседних с ней великих держав, нацистской Германии и Советского Союза, а также соседних стран, таких как Венгрия и Болгария. В июне 1940 года, после оккупации Франции нацистской Германией, Советский Союз предъявил румынскому правительству два ультиматума с требованием о передаче Бессарабии и Северной Буковины. 30 августа 1940 года в соответствии с Венским договором Германия и Италия потребовали от Румынии уступить Венгрии Северную Трансильванию. А 7 сентября 1940 года по Крайовскому договору те же Германия и Италия навязали Румынии передачу Болгарии Южной Добруджи. В результате этого кризиса к власти пришло правительство, сформированное Железной гвардией и генералом Ионом Антонеску, а главным виновником считался король Кароль II, который лишился трона.

Король обладал чрезвычайно сильной личностью. Хитрый и умело манипулирующий, Кароль II в 1938 году установил режим личной власти, подавив политические партии и свободную прессу. Он был властным отцом по отношению к своему сыну, будущего королю Михаю I, которого в несовершеннолетнем возрасте лишил трона в 1930 году. Потомки связывали с его именем и его окружением, и коррупционные скандалы. В своей безграничной гордости, даже после глубокого кризиса 1940 года, он отказался отречься от престола, просто оставив трон и корону.

Однако с именем Кароля II и его десятилетним правлением с 1930 по 1940 год связан самый процветающий период Румынии. Была систематизирована столица Бухарест, началось строительство озер на реке Колентина на севере города, значительную поддержку получила культура. Не все современники согласны с тем, что король был роковой фигурой в новейшей истории Румынии.

Георге Барбул был личным секретарем маршала Иона Антонеску. В 1984 году он дал интервью известному историку Владу Джеорджеску на радио «Свободная Европа», которое в 1993 году стало частью наследия Центра устной истории румынского радиовещания. Барбул отметил, что, несмотря на вражду между Каролем II и Антонеску, последний мыслил политическими категориями стабильности и связывал монархию на личность короля.

«Монархия, – считал Антонеску, – была необходима для такой молодой страны, как Румыния. Только монархия может гарантировать бесперебойную работу государства в мире демагогов, где, по его собственной формуле, владельцы голосов заменили землевладельцев. Он ссылался на разницу, которая существовала между Румынией до 1914 года и Румынией после 1920 года. И он считал, что, учитывая необходимость существования монархии, не следует ударять по фигуре короля Кароля II, не следует его обливать грязью, какие бы грехи он не совершал. Потому что нестабильность на румынском троне представляла опасность. Отец уже сверг сына и взошёл на престол, и если после того, что хотела сделать определенная часть оппозиции, а именно Национально- крестьянская партия и Железная гвардия, а именно свергнуть Кароля II с помощью Михая и новое восшествие Михая на престол,- это был элемент нестабильности».

Для юриста и политического заключенного Раду Бороша король Кароль II был, как он утверждал в интервью 1995 года, одним из важных правителей Румынии, который поддерживал и стимулировал развитие авиации. Эта отрасль всё более развивалась в 1930-х годах.

«Для меня, как для румына, король Кароль II – великий король. И если бы румыны его поняли, мы бы добились гораздо большего прогресса, чем сейчас. Все, что было сделано с конца Первой мировой войны до Второй мировой войны, все, что было сделано в стране, в промышленности, в управлении и так далее, было сделано по его воле, под его покровительством, по его указанию. Когда он пришёл, то обнаружил, что в Румынии, с точки зрения авиации ничего нет! У нас в первую мировую войну было мало авиаторов и привязных аэростатов. Мы больше занимались привязными аэростатами, чем истребительной и бомбардировочной авиацией. Мы не были в Первую мировую войну теми, кем мы были во Вторую мировую войну. Тогда он принял решение развивать авиацию и дал большой импульс развитию военной авиации. В рамках военной авиации он настоял на создании Румынской авиастроительной компании I.A.R. Брашов, где мы также сделали истребитель I.A.R. 14, который в то время, в 37-38 годах, был одним из лучших истребителей. Но, кроме военной авиации, он понимал, что у нас должна быть и гражданская авиация. Король Кароль II видел далеко вперед и понимал, что авиация станет важным средством передвижения. Поэтому он решил создать румынское общество воздушного транспорта. До создания этой румынской компании Румыния участвовала вместе с Францией во франко-румынском обществе».

Личность короля Кароля II является одной из противоречивых личностей в истории. Без него, возможно, существование было бы более спокойным, но более обыденным.

Евреи присутствуют на румынском пространстве с давних времён, они спорадически засвидетельствованы ещё с времен римского завоевания Дакии. Еврейское присутствие становится заметным с 14-го века, когда появляются самые ранние документы Румынских княжеств. В 19 веке, когда во всем мире зарождался и развивался национализм, зародился и сионизм. Причём это движение было достаточно сильным в Румынии, где, согласно переписи 1930 года, проживало около 730 000 евреев, что означало около 4% всего населения. Но появление фашизма и антисемитизма в Румынии, местного проявления европейской тенденции, привело к тому, что многие евреи решили уехать в Палестину, которая находилась под британским мандатом с конца Первой мировой войны.

У каждого из покинувших Румынию была уникальная судьба, каждая судьба — это история. В 1995 году Центр устной истории Румынского общества радиовещания записал интервью у Самуэля Штейна, и так мы узнали его историю на избранной для еврейского народа территории Палестины и его возвращения в Румынию. Как любой энергичный молодой человек, Штейн придерживался радикальных взглядов и политических убеждений. По убеждению он вступил в коммунистическую молодежь и был арестован за коммунистическую деятельность в 1935 году и заключен в тюрьму Дофтана до 1936 года. Во время интервью в 1995 году он вспоминал о политических деятелях, о которых мы сегодня читаем в учебниках истории, таких как юрист и политик Вильгельм Фильдерман, лидер еврейской общины Румынии, и Юлиу Маниу, председатель Национал-крестьянской партии.

«У меня не было хорошего мнения о Фильдермане, так как он был с либералами, а еврейская партия Трансильвании, в которую входили евреи Буковины, Бессарабии, некоторые из Старого Королевства были более тесно связаны с национал-крестьянской партией. Большинство евреев, особенно в Трансильвании и на присоединенных территориях, были с национал-крестьянами, они были с еврейской партией, которая была сионистской партией. Я не был сионистом, я был коммунистом. Что нас возмутило и поставило против Маниу и Национал-крестьянской партии, так это их договор с легионерами, который значительно возвысил легионеров. До тех пор они были бездельниками, негодяями, так их все знали, и я говорю не как еврей, я говорю так, как к ним относились румыны».

Самуэль Штейн был евреем, полностью интегрированным в румынское общество, как и подавляющее большинство евреев, ставших гражданами Румынии после 1918 года.

«У меня было много румынских друзей, благодаря тому, как я вел себя и в армии, мне удалось своим образом жизни достичь чего-то в армии, и я был дружен со всеми. Было даже такое, что один легионер пришёл ко мне и доверил свои пирожные, потому что он боялся, что их украдут другие, его же товарищи. И он пришел к еврею Штейну, чтобы тот помог ему. И я ему помог. Я говорил с ним много раз о его легионерстве, но он говорил, что выхода нет, что если он выйдет из их состава, то его убьют».

В 1939 году Штэйн решает отправиться в Палестину. В порту Констанца он сел на корабль для перевозки скота вместе с 780 другими евреями, которые отправлялись на поиски новой родины. На архипелаге Додеканес, недалеко от острова Родос, 780 еврейских пассажиров эвакуируют из-за пожара на борту. Они пересаживаются на другой корабль, отправленный сионистской организацией, и наконец достигают Палестины.

Здесь начинается вторая жизнь Штейна. Он вступает в коммунистическую партию, но из-за отказа идти в армию партия исключает его. Он решил поработать год в кибуце Рамат-Рахель под Иерусалимом.

«Кибуц размещался, кажется, на 100 дунамах (около 10 гектаров), я уже не помню, сколько там было людей. Некоторые работали в городе в Иерусалиме, некоторые были фермерами там, в кибуце, некоторые ездили на Мертвое море. Я имею в виду, что интеграция происходила постепенно: ты оставался здесь на пару недель, на Мертвом море, сначала ты работал на разгрузке и погрузке кораблей с Мертвого моря и загрузке грузовиков, которые везли грузы в Иерусалим. В другое время ты работал как грузчик на вокзале в Иерусалиме. Мы носили на спине 100-килограммовые мешки».

Отвечая на вопрос об отношениях евреев с арабами, Самуэль Штэйн не вспоминает о какой-то напряженности или насилии.

«Однажды я поехал из Рамат-Рахель в Иерусалим, где у меня было двое родственников. Я зашёл к своим родственникам, а затем пошел домой пешком. Когда они узнали, что я ходил домой в Рамат-Рахель, они сказали мне: <Ты, ненормальный, что ты наделал? Арабы могли убить тебя по дороге.> У меня, собственно, не было особых проблем. Я даже помню, в какой-то момент я где-то дежурил, и ко мне подошел араб и сказал, что он тоже хотел бы стать евреем. На что я ему ответил, что я не годен для таких вещей и пусть идёт, куда хочет».

Однако Вторая мировая война заставила его вступить в еврейскую бригаду в составе британской армии, и он принял участие в боях в Северной Африке, Южной Италии, Франции и Бельгии. А после войны, в 1947 году, Самуэль Штэйн вновь сделал выбор жизни: он вернулся в Румынию.

Одним из важных процессов после Второй мировой войны стала деколонизация мира. Метрополии были вынуждены признать независимый статус бывших колоний, и отношения между ними продолжились с новых позиций. Но и социалистические страны стали проявлять готовность поддержать во имя нового гуманизма страны так называемого Глобального юга” – Латинской Америки, Африки, Азии и Океании. В отношениях между старыми и новыми государствами, образовавшимися из бывших колоний, гуманитарная помощь была одной из самых широких форм поддержки. Но не менее верно и то, что помощь и поддержка негласно представляли интересы тех, кто их оказывал.

Социалистическая Румыния также вошла в “третий мир”, как называли Глобальный юг, начиная с 1970-х годов. Хорошо известна политика Николае Чаушеску по открытию африканского континента, социалистических или сочувствующих социализму стран Азии и коммунистических движений в Латинской Америке. Историк Мия Жинга из Института по расследованию преступлений коммунизма и румынской эмиграции участник более крупного проекта по изучению глобальной политики Румынии с 1960-х по 1980-е годы.

«В чём заключалась гуманитарная помощь Румынии? Мы использовали метод, который позволил рассмотреть все возможные уровни гуманитарной помощи, начиная с классической, чрезвычайной гуманитарной помощи. Изначально об этом шла речь, – это была экстренная помощь в случае стихийных бедствий: засухи, наводнений, землетрясений и других. Однако не только Румыния, но и другие страны Восточного блока и западные страны применяли также другие формы помощи: помощь людям в зонах конфликтов или лагерях беженцев, материальная и военная помощь, оказываемая различным освободительным движениям и коммунистическим партиям. Большая часть денег действительно была направлена туда. Стипендии для довузовского и университетского образования и стажировки, специальные знания и оборудование, поддержка проектов развития.»

В 1979 году Румыния помогала развивающимся странам на трех континентах: Перу, Мартинике, Доминиканской Республике, Никарагуа, Мексике в Северной, Центральной и Южной Америке; Бенину, Эфиопии, Судану, Бурунди, Мозамбику, Сенегалу, Центральноафриканской Республике, Мавритании, Кабо-Верде, Намибии, Гвинее-Бисау в Африке; Йемену и Ливану в Азии. Мия Жинга отметила, что гуманитарная помощь и поддержка, преследующая политические интересы, часто сочетались. Например, Румыния активно поддерживала марксистско-ленинский Союз африканского народа Зимбабве, который принимал участие в гражданской войне в Родезии с 1964 по 1979 год.

«На каждом из этих уровней, если посмотреть внимательно, есть и другие конкретные виды поддержки. Например, при стихийных бедствиях помощь заключается, прежде всего, в предоставлении основных продуктов питания, одежды, лекарств и медицинской помощи. Потом, в зависимости от потребностей, она меняется на другие, разнообразные варианты поддержки. Среди множества этих вариантов я выбрал помощь активистам Союза африканского народа Зимбабве, которая мне показалась наиболее интересной. Около 9,5 миллионов лей поступило в эту организацию в 1979 году, в то время когда средняя сумма для другой акции поддержки составляла 250 000 лей. Разница была очень большой».

Мия Жинга также объяснила механизм, с помощью которого Румыния оказывала помощь развивающимся странам.

«Я посмотрела, как осуществлялся этот проект гуманитарной помощи, с чего он начинался и чем заканчивался. Была ли это инициатива румынского государства или, наоборот, получатель помощи сам просил о ней? Во всех случаях, по крайней мере в тех, которые мне удалось рассмотреть до сих пор, помощь предоставлялась после официального запроса, направленного на самый высокий уровень. Запрос исходил от известного лидера партии или движения, возможно, после встречи с Николае Чаушеску, или после визита или после встречи за рубежом. После получения такого запроса Отдел внешних связей Центрального комитета Коммунистической партии Румынии составлял документ, в котором обосновывалось, одобрил он запрос или отклонил его. Обоснование также включало краткую историю отношений с получателем гуманитарной помощи, суммы за каждый год, была ли предыдущая помощь, насколько хорошо или плохо она была использована, а также возможные дипломатические проблемы, которые могли возникнуть в результате оказания помощи. Было много ситуаций, когда Румыния была готова помочь, но международный политический контекст в то время был таков, что ответ был отрицательным. Во всех случаях последнее слово оставалось за Николае Чаушеску. Были случаи помощи, такие как, например, Вьетнам, которые получали зеленый свет. Независимо от запрашиваемой суммы, они были предоставлены. В какой-то момент Николае Чаушеску сказал, что Румыния всё помогает Вьетнаму в течение 10 лет, и попросил, чтобы вьетнамцы начали и они наконец работать. »

Социалистическая Румыния, как и другие социалистические государства, проводила политику различной помощи развивающимся странам. Архивы показывают, что были как успехи, так и неудачи различных проектов. Африка была привилегированным континентом в видении Чаушеску глобальной политики Румынии, который он неоднократно посещал.

Рапид Бухарест — самый старый футбольный клуб первой румынской лиги. Основанный сто лет назад, в 1923 году, он был самой популярной командой. Футболисты Рапида были рабочими, среди их болельщиков были и болельщики других команд, расформированных после 1945 года коммунистическим режимом. Этот футбольный клуб преследовался во время коммунистического режима во главе с Николае Чаушеску между 1965 и 1989 годами. За 100 лет своего существования «Рапид Бухарест» трижды становился чемпионом страны, 13 раз выигрывал Кубок Румынии и 4 раза Суперкубок Румынии, а на международной арене сыграл в четвертьфинале Кубка УЕФА сезона 2005-2006 и дважды выигрывал Кубок Балкан.

В июне 1923 года нескольким группам рабочих из мастерских Гривица после нескольких попыток удалось убедить руководство Румынских железных дорог в необходимости спонсирования футбольной команды. Существуют две даты рождения клуба, 11 и 25 июня 1923 года, согласно историку Помпилиу Константину, автору сборника «Рапид и рапидизм». Так родился «ЧФР Бухарест», команда железнодорожных рабочих и района Джулешть, а с середины 1930-х годов клуб стал серьёзным конкурентом для таких сильных коллективов, как Венус Бухарест и Рипенсия Тимишоара. В середине 1930-х годов «ЧФР Бухарест» изменил своё название на Рапид Бухарест и цвета с фиолетового на вишнёво-белый. Команда проводила матчи на стадионе ONEF, позже «Республика», а с 1936 года на собственном стадионе в Джулешть. В 1944 году, под политическим давлением Коммунистической партии, команда снова стала называться ЧФР, а затем была переименована в «Локомотив». И только в 1958 году клуб вернулся к своему старому названию «Рапид».

Команда оставалась популярной на протяжении многих лет, у нее был очень хороший имидж в глазах нескольких поколений болельщиков. Помпилиу Константин объяснил причины такой популярности: «В сущности, это происходило в конце 30-х годов, но особенно после того, как клубы межвоенного периода Кармен, Макаби и Венус были расформированы. Многие из фанатов этих команд, в 40-50-е годы, стали болельщиками Рапида, потому что это был практически единственный клуб, оставшийся от межвоенного периода. Я даже нашёл статьи о примерном количестве почитателей «Рапида», где-то в 50-е годы это самый популярный клуб. Но в межвоенный период он не был таковым, «Венус» и «Рипенсия» были более популярны. Пресса в 50-е годы подсчитала, что сторонников «Рапида» было почти 1 миллион».

После 1945 года и установления коммунистического режима Рапид стал одним из его фаворитов. Помпилиу Константин: «Это был, без сомнения, их фаворит. Объясняется данный факт, прежде всего, тем, что режиму нужно было продвигать этот образ рабочего клуба и рабочего, который был не только хорошим работником, но и хорошим спортсменом. Георге Георгиу Деж, руководитель Румынии, судя по документам и свидетельствам, которые я собрал, не принимал большого участия, можно сказать, вообще не принимал участия в жизни команды. Георге Апостол, с другой стороны, болельщик Рапида, прилагает серьезные усилия, чтобы помочь клубу в 50-х годах, когда Рапид впервые вылетает в низшую лигу. Апостол, руководитель организации трудящихся в Румынии, пишет письмо, в котором просит Союз физкультуры и спорта, лидеров румынского спорта, оcтавить «Рапид» в первой лиге, потому что это была самая популярная команда. Очевидно, это не было принято, «Рапид» был понижен в классе, перешел во вторую лигу и спустя время снова вернулся».

«Венус Бухарест» и «Рипенсия Тимишоара», бывшие соперники Рапида, исчезли или ушли в безвестность, так же как «Прогресул Бухарест» и «Петролул Плоешть». Но появление в конце 1940-х годов других команд, которые поддерживали властные структуры коммунистического государства, армейской «Стяуа» и милицейской «Динамо», изменило соперничество. Новые соперники создали другую идентичность для клуба Рапид, антисистемную идентичность. Наиболее явные формы проявления поддержки Рапида были на стадионе и заключались в скандировании. Одной из самых ярких кричалок в то время было «Кто отправил нас в класс B/ Чаушеску из Румынской компартии!», но Помпилиу Константин говорит, что эти проявления были эпизодическими, также вызванными настроением болельщиков в тот момент, в зависимости от того, выигрывала ли команда или проигрывала. Однако движение поддержки Рапида также означало более тесные отношения и большую солидарность между людьми. Помпилиу Константин: «Именно в это время, как мне кажется, рождается движение «рапидизма», особенно это антисистемное отношение. Команда начинает вылетать из главной лиги и на долгие годы остается во второй лиге, класс B. Болельщики воспринимают это как наказание со стороны власти. Было много договорных матчей, и это также можно найти в архивах. Эта информация доходила до ушей болельщиков Рапида, которые направлялись в парк Чишмиджиу, потому что именно там собирались многие их сторонников этого клуба. Разобраться в договорных матчах было несложно. К тому же люди, которые встречались на трибунах «Рапида», уже познакомились друг с другом и создали своего рода подпольную мафию по добыче товаров, особенно во времена дефицита в 80-х годах, когда можно было обратиться к надежному поклоннику Рапида. Дошло до эпизодических скандирований в матчах с «Динамо» и «Стяуа».

«Рапид Бухарест» отметил свой столетний юбилей. Это очень много для команды, которая пережила столько сложных моментов в её истории. Но, как и любой клуб, который смотрит в будущее, «Рапид Бухарест» стремится добиться ещё большего.

В истории румынского радиовещания также есть страница, посвященная немецкой общественной радиостанции Deutsche Welle — Немецкая волна. Первая передача радиостанции состоялась 3 мая 1953 года из Бонна, и она считалась голосом, которым Германия извинялась перед миром за трагедии Второй мировой войны. В своей речи, посвященной открытию «Немецкой волны», президент Федеративной Республики Германия Теодор Хойс сказал, что миссию немецкого общественного радио можно выразить одним французским словом: deténte – разрядка. Политика разрядки и примирения имела множество компонентов, но мир был неразрывно связан с обоими понятиями.

Через 10 лет после создания радиостанции «Немецкая волна» появилось и румынское отделение. Историк Татьяна Корн проработала там 30 лет, с 1963 по 1993 год. В 1962 году Татьяна Корн покинула Румынию после того, как вышла замуж за этнического немца из Румынии, а в ФРГ стала журналистом. В 1998 году Центр устной истории Румынского общества радиовещания совместно с Татьяной Корн подготовил краткую историю “Немецкой волны” на румынском языке. «Радиостанция “Немецкая волна” была основана с целью представить Германию во всех ее аспектах всему миру. Конечно, с самого начала не было возможности создать отделения на языках всех стран. Сначала появились службы для стран Африки, затем для стран Азии, Америки и Латинской Америки, а позже, по мере усиления холодной войны, было создано отделение Восточной Европы. В рамках отделения Восточной Европы начали с Советского Союза, затем была создана югославская служба, венгерская, и, наконец, в начале 63-го года были созданы румынское и болгарское отделения.»

Начало было трудным, как любое начало. И подходящие человеческие ресурсы было трудно найти, рассказывала Татьяна Корн: «Они отчаянно искали людей для работы в этом отделении. Началось с получасового вещания. Было две трудности. Во-первых, речь шла о возможности вещать на коротких волнах на таком расстоянии, сделать ретрансляционную станцию было очень сложно. Во-вторых, найти подходящих людей для этого отделения. Потому что нужно было очень хорошо знать немецкий язык и в совершенстве владеть румынским. Это должен был быть идеальный румынский язык, без акцента. Потому что было известно, например, что немца, говорящего с баварским акцентом, на радиостанцию не принимали. Требовалось говорить на абсолютно чистом немецком языке, без регионального акцента. То же самое требовалось и для остальных языков: румынский без немецкого или венгерского акцента. А это было трудно найти. Кроме того, нужно было обладать радиоголосом. Не каждый может говорить на радио, не каждый может переводить».

Усилия по поиску компетентных журналистов окупились. В начале вещания на румынском языке предлагали свои волонтёрские услуги люди, работавшие переводчиками, специализирующиеся на технологиях, медицине, культуре и политике. Румынская служба также получала информацию из подписки на румынскую прессу, поскольку их интересовал используемый язык. В первые редакционные команды входили такие журналисты, как Надия Шэрбан, Иоана Экзарху, Элизабета Панаитеску, Михай Негулеску и Вирджил Велеску. Политика радиостанции заключалась в том, чтобы не принимать на работу бывших сторонников фашизма и коммунизма. Сначала передачи были короче, затем стали длиннее и разнообразнее. Deutsche Welle на румынском языке выходила в эфир три раза в день по часу. Программа состояла из 10 минут новостей, затем обзора прессы, тематических комментариев, обзоров по науке, технике, медицине и культуре. Татьяна Корн упомянула обо всем этом, а также назвала целевую аудиторию.

«Вначале мы выходили в эфир в 12 часов дня по местному времени, то есть в час по румынскому времени. Мы знали, что это не самое лучшее время с точки зрения аудитории, то есть мы не заставали дома главное поколение. Вместо этого дома были и слушали нас пенсионеры, и они были для нас очень хорошим мультипликатором. «Вы слышали, что сказали на Deutsche Welle? Вы слышали, что там сказали?”… Они слушали радиостанцию и рассказывали дальше об услышанном. И для нас это было очень важно, они передавали дальше наши сообщения. Мы не могли вещать в другое время, потому что это был вопрос распределения частот. Во-вторых, на коротких волнах днем волны были гораздо лучше, чем вечером. А сегодняшних технических возможностей, со спутниками и так далее, в те времена не существовало».

Многие проводили сравнение между «Немецкой волной» и радио «Свободная Европа». Разница между ними заключалась в том, что “Свободная Европа” была американской радиостанцией, которая также отражала политику румынской эмиграции из Европы, а «Немецкая волна» была немецкой радиостанцией. Радиостанцией с собственной индивидуальностью и личностью, которая выполняла свою этическую и профессиональную миссию на самом высоком уровне.

Победа Антанты в Первой мировой войне, коалиции, к которой Румыния присоединилась в 1916 году, привела к объединению территорий, населенных преимущественно румынами, в царской России и Австро-Венгрии с Королевством Румынии. В марте 1918 года Бессарабия или восточная Молдова между реками Прут и Днестр, аннексированная Россией в 1812 году, объединилась с Румынией, а в ноябре и декабре к Румынии перешли Банат, Буковина и Трансильвания. Образовавшееся таким образом Королевство Великой Румынии было новой конструкцией, гораздо более разнообразной, чем все предыдущие.

В 1866 году, с восшествием на престол Кароля Гогенцоллерн-Зигмарингена и утверждением первого учредительного акта румынского государства, началась 125-летняя конституционная история Румынии. За это время в стране действовало не менее семи конституций, каждая из которых была выражением другого типа политического режима. Конституция 1866 года была учредительной конституцией, Конституция 1923 года – конституцией объединения, а Конституция 1938 года – конституцией режима личной власти короля Кароля II. Следующие три конституции были конституциями коммунистического режима – 1948, 1952 и 1965 годов. Последняя, действующая по сей день, была принята румынами в 1991 году; она восстановила демократические ценности после свержения коммунистического режима в 1989 году.

Конституция 1923 года, опубликованная 29 марта 1923 года в «Официальном вестнике», была высшей формой конституционного права Румынии. Ее столетие возвращает в нашу коллективную память величайшее демократическое румынское государство, созданное в конце Первой мировой войны, за которое около 500 тысяч румын пожертвовали собой; ими руководили их суверены, король Фердинанд и королева Мария. Румынская академия и посольство Италии в Бухаресте вместе отметили 100 лет, прошедших с тех пор. Президент Румынской академии, историк Иоан-Аурел Поп, описал основные моменты конституционной истории Румынии, прокомментировав историю законодательства XIX века, заложившего основы будущего румынского государства: «У Румынии уже была конституция с 1866 года, но она, по общему мнению того времени, уже не соответствовала реалиям после 1918 года. И об этом документе, называемом конституцией, в Румынии были высказаны суждения, которые превратились в предрассудки. Некоторые утверждали, что румыны слишком поздно обзавелись конституцией. На самом деле, у румын была конституция в нужное время, как и у большинства современных европейских государств. Италия получила свою конституцию в 1861 году при объединении, переняв конституцию 1848 года после революции в Палермо».

Конституционная предыстория Румынии в XIX веке интересна тем, что показывает, как старые обычаи исчезают, а на их место приходят другие современные ценности. Одной из них было значение народного голосования. Рассказывает Иоан-Аурел Поп: «Как мы учили в школе, Конституция — это основной закон государств. Я бы добавил- современных государств, потому что в Средние века не было конституций, как бы некоторым ни хотелось отодвинуть все в далёкое прошлое. В Румынии Органические регламенты 1831-1832 годов для Валахии и Молдовы или Леопольдинская грамота 1691 года для Трансильвании были введены под иностранным господством и имеют только конституционное значение, они не являются демократическим выражением избранных представителей румынского народа. Конституция 1866 года была первой настоящей конституцией, созданной по передовой европейской модели, бельгийской модели, и адаптированной к румынским реалиям в государстве, которое только что стало конституционной монархией».

XIX век закончился, по сути, в 1920-х годах, после Первой мировой войны 1914-1918 годов. Все снова менялось, и новые обстоятельства, связанные с возникновением Великой Румынии, привели к рождению новой Конституции.

«В 1918 году Румыния удвоила свое население и увеличила свою территорию, не в два, а почти в три раза. Поэтому возникла необходимость в унификации и единообразии, прежде всего в законодательстве. А сделать это могла только Конституция. Наша Конституция 1923 года, принятая Парламентом, была демократической по меркам демократии того времени, и я бы добавил, по меркам демократии стран Юго-Восточной Европы. Этот документ провозглашал Румынию национальным, унитарным, неделимым государством с неотъемлемой территорией. Ее называли “Конституцией объединения”, и просуществовала она недолго».

К сожалению, Конституция 1923 года стала жертвой обоих тоталитарных режимов в Румынии, фашизма и коммунизма. В 1938 году она рухнула под ударами фашистских идей, а в 1948 году, только что восстановленная, была отменена режимом коммунистической партии. Иоан-Аурел Поп: «Спустя менее двух десятилетий, в 1938 году в Румынии была принята другая конституция. Затем, после Второй мировой войны, была вновь официально утверждена Конституция 1923 года и действовала она до официального установления коммунистического режима в 1947 году. Последовали четыре десятилетия коммунистического правления, и нынешняя румынская Конституция, принятая после 1989 года, со всеми ее поправками, во многом обязана своим содержанием старой конституции 1923 года. Это был документ, составленный после длительного обсуждения, он символизировал создание объединённой Румынии с точки зрения внутреннего законодательства и доказал свою долговечность».

Конституция 1923 года вновь появилась в 1989 году как основополагающий документ демократии. А ее столетний юбилей сегодня показывает, что в наследии румынской правовой мысли она остается как эталонный документ.

6 марта 1945 года пришло к власти коалиционное правительство под управлением коммунистической партии во главе с Петру Гроза, что ввело Румынию в орбиту СССР. Таким образом, воспитание молодежи в духе марксистско-ленинской идеологии стало единственным национальным проектом, и оно осуществлялось систематически. В период с 1945 по 1965 год Румыния переживала период послевоенного восстановления и выплаты репараций по мирному договору, поэтому туризм и отдых были ограничены. С середины 1960-х годов экономическое возрождение также привело к оживлению туризма. Но возникновение туризма под руководством молодежных организаций коммунистической партии, сочетающего идеологию и получение знаний, было заимствовано у Советского Союза. Это был так называемый «целенаправленный туризм», названный так, чтобы отличить его от туризма на Западе.

В этом отношении отличились экспедиции “Cutezătorii”- «Отважные», названные в честь одноименного журнала, который начал выходить в 1967 году. Начавшиеся в 1969 году экспедиции “Cutezătorii” для детей из средней школы организовывались до 1989 года. Диана Джеорджеску преподает Юго-восточные исследования в Университетском колледже Лондона; она и описала организационные рамки экспедиций “Cutezătorii”: «1960-е годы, когда было инициировано соревнование, в целом являлись годами реформ и перемен, и это также видно на примере пионерской организации. Она претерпевает ряд реформ, которые более или менее институционально выводят ее из коммунистической молодежной организации, и становится самостоятельной организацией с председателем, вице-председателем и всевозможными комитетами по спорту-туризму, искусству и науке».

Делались ссылки на аналогичные организации прошлого, такие как “Скауты Румынии”, чтобы задать продолжение традиции и мобилизовать участников экспедиций “Cutezătorii”. Самый распространённый призыв появлялся в усеченном виде почти во всех пионерских журналах. Это был отрывок из речи историка Николае Йорги под названием “О цели скаутинга”: “Цель скаутинга – заставить вас выйти за рамки книжной литературы и увидеть истинное и прекрасное, что есть в самой природе”.

Экспедиции проходили в Карпатских горах, вдоль рек, в Дельте Дуная и т.д. Лагеря предполагали отрыв от дома и переселение в коллектив и были направлены на формирование жизненного опыта, поощрение знакомства со страной и культурой, обучение детей взаимоотношениям с государством и социалистическим обществом. Для экспедиций “Cutezătorii” формировались команды из учителей и учеников, которые также занимались патриотическим воспитанием, но при этом собирали знания по антропологии, истории, этнографии, фольклору, ботанике, зоологии, географии, окружающей среде и экологии. Также велись дневники экспедиций. Призы вручались командам-участницам, представившим жюри свои экспедиционные дневники и коллекции. Диана Джорджеску у микрофона: «Экспедиции “Cutezătorii” не были обязательным мероприятием, но пионерская деятельность поощрялась, и нужно было что-то делать. Они были популяризированы, и я была удивлена, когда узнала, что люди прикладывали столько усилий, как финансовых, так и физических. Экспедиции длились 3-4 недели, имели строгие правила, не разрешалось пользоваться транспортом, кроме как для того, чтобы добраться до начальной точки маршрута. Нужно было идти пешком, жить в палатках на самообеспечении. Члены группы должны были сами себе готовить, сами добывать себе еду».

Подсчитано, что за более чем 20 лет в экспедициях “Cutezătorii” приняли участие 30 тысяч команд, в общей сложности около 500 тысяч пионеров. Диана Джоорджеску поговорила с одним из тех, кто принимал в них участие, и узнала, что он думает сегодня о том, что было в те времена: «В интервью с парнем, который написал об опыте в своем блоге, про экспедиции в горах Чахлэу в 1978 году, я спросила, как на него повлияла экспедиция. Он сказал, что экспедиция создавала буквально наркотизирующую атмосферу. После того как они вернулись из экспедиции, все оставшиеся каникулы встречались только они, те, кто был в экспедиции. Они встречались днем и вечером и рассказывали одни и те же истории. По сути, они пережили всю экспедицию на каникулах и остались друзьями. А учителя, большинство из них, начинали свои воспоминания со слов “Я был молод, мне нравились дети”. Мне понравился ответ румынской учительницы румынского языка из Сату-Маре, которая руководила смешанной румыно-венгерской командой. Она сказала, что в то время были учителя с душой, которые делали свою работу с преданностью и, в целом, можно увидеть попытку вернуть своего рода гордость, профессиональное достоинство. Не потому, что им это навязывали, навязывали политинформационные занятия, которые никто не проводил с душой. Но в экспедицию, в путешествие политика не входит. Это была жизнь, такая, какая она была, еду надо было готовить, дорогу надо было пройти, это была реальная жизнь. Это был политический проект. Когда ценности проекта интериоризируются, когда люди резонируют с его ценностями, он больше не кажется политическим».

Экспедиции “Cutezătorii”, даже если они по инерции продолжались в течение нескольких лет после 1989 года, исчезли. Остались лишь воспоминания поколений людей, запечатленные на бумаге, фотографиях и пленках.